ВЕРЕТЬЕВСКИЕ ЧТЕНИЯ ч.2

ВЕРЕТЬЕВСКИЕ ЧТЕНИЯ ч.2

Репортаж

по мотивам дневника Дмитрия Бавильского

Дмитрий Бавильский. 

Ночь, только огни, много огней и гипсовые гипертрофированные белые
скульптуры в два человеческих роста, оставшиеся от одной из прошлых вечеринок,
посвященных «республикам-сёстрам»: стоящие по краям дороги,
словно бы встречающие отдыхающих соц-артистские вратари и хлебосольницы,
стоящие в снегу и накрытые снегом, из-за чего пропорции искажаются ещё сильнее.


Дело о белых тапочках [19 Nov 2007|12:59am]



Дело в том, что всех прибывающих в Веретьево встречает подарочный комплект.
В него входит бушлат с бисерной эмблемой работы Ольги Солдатовой,
шапка-ушанка работы Ольги Солдатовой, вязанные варежки и вязанные
носки работы веретьевских старушек, а так же тельняшка или тельник
с эмблемой чтений. Попадая в штаб, снимаешь цивильную обувку,
надеваешь белые мягкие пушистые тапочки (ибо паркет постоянно моют),
выходя на улицу надеваешь валенки с галошами.



Андрей предложил на выбор два места проживания – либо в «мужской спальне»
с восьмью сдвоенными койко-местами (постельное белье, расписанное Бильжо,
копии Дейнеки на стенах, обшитых древесиной – антураж пионерлагеря),
либо в юрте на четыре койко-места, куда к нам с Бергером должны были
присоединиться Мизин и Шабуров.

Встали рано, плотно позавтракали и принялись расставлять фигурки космозиккеров,
ставить свет, проверять звук. Сначала приехала бригада видеооператоров
(три камеры), потом подтянулись звуковики. Расставив серебристые фигурки
на столе, Бергер начал ваять из них единое многоголовое тело, переставляя
отдельные составляющие, уплотняя их, пробуя так или эдак, советуясь и уточняя.

После этой, самой насущной работы, мы вклинились в обход, свершаемый Андреем
и Аленой по всему коттеджу на предмет боевой готовности к принятию делегации
деятелей московского актуального искусства.

Снимали со стен лишнее, переставляли сущностное, расставляли кресла и стулья.
Вокруг нас шуршали работники, которые чистили палубу и сцену, жгли костры,
мыли, чистили, готовили. Для Гнатюка важно ощущение уже даже не семьи,
но клана, в котором всем есть место, в котором все слушают папу.

У Гнатюка рация, по которой он всё время переговаривается с электриками
и водопроводчиками, уточняя «пошла ли вода» или «насколько готов бар».
С неистовством вникает в детали, по-отечески критикуя и жюря
исполнителей – я понимаю, что все это входит в условия местной игры.

Потом вместе с Борисом и Андреем, облачённом в толстый расписной халат
и будёновку, пошли гулять и фотографироваться. Тихая радость в стиле
«мороз и солнце день чудесный», как если не середина ноября, но начало года,
рождественские каникулы, когда никуда не нужно торопиться и всего с
избытком – времени, света, пара изо рта…

«Мы этот день проводим как в деревне…» До приезда гостей, которые уже в
пути и на связи, ещё несколько часов. Приехало живописное семейство Мясниковых,
Дима и Оля. С ними мы тоже прошли к заснеженным скульптурам.
Снимаем валенки и надеваем белые тапочки, неспешно обедаем по свойски в
предбаннике штаб-квартиры вместе с местными жителями и идём по своим
делам – Андрей в который раз дозором обходит владенья свои, Бергер,
на взводе, нервно улучшает своих космзиккеров, а я читаю газеты, захваченные
и М-с-к. «Немного скучно и гигиентично…»
Через какое-то время пастернаковский шум в прихожей, приехал автобус.

Дело о лицах и исполнителях

Дело в том, что гости ехали больше трех часов, выпивая и не закусывая,
поэтому все появились в очень даже приподнятом расположении духа.
Первым в сенях появился жизнерадостный Спейдер, за ним загашенный
совершенейше Роммер-Панов, которого я уже тоже давно не видел тверёзым.
Саша смотрел всё время вниз, словно бы на носу у него лежали очень тяжёлые очки.
Рядом с ними высилась Диана Мачулина.
Рядом с Мачулиной скучал странный парень без бровей и с чёрным лаком
на ногтях. Представился Протеем.
Потом появилась Солдатова.
Потом, похожие на французов под Бородино, Света Конеген и Франко
и трепетной Дусей на руках. Они появились уже в шапках с солдатовскими
эмблемами на шапках.
Потом семейство Бажановых.
Потом появился Шабуров и даже не поздоровался, до морщин на гладком лбу
сосредоточившись на Бергере.
Потом появился умиротворенный матхатма Мизин.
Потом проявилась масса незнакомых людей и в коридорах стало тесно.
Всех пригласили за столы и так как народа прибавилось, то всех
пригласили есть на снег, под навес, где газовые обогреватели и фонарики,
создающие новогоднее настроение «на физиологическом уровне»,
с фирменной веретьевской посудой, расписанной лучшими современными.

Глинтвейн и водка вокруг еды, экстремального туризма, в который выродился
каждый приём еды. Кушать в перчатках, в шапках, чокаясь и медленно
согреваясь от горячительных напитков, дефилируя от группы к группе,
чаще всего слыша «современное искусство»…


Народ собирается в кучу, заряжается, горячится, пар валит, костры горят,
потом все идут на презентацию космозиккеров, с шутками да прибаутками
на которые горазды жители и гости столицы.
Вокруг космозиккеров горят свечи. Камин тоже в свечах и серебряных фигурках.
Фотографируют и снимают. Бергер демоничен. В своем обычном реактивном
состоянии. Раздает космозиккеров. Выдает сертификаты.
















К вечеру приезжают ещё какие-то гости, но их уже не мониторишь, все уже
давно разбились на микроколлекивы, оказывается,что Диана назначила встречу
не только мне, но еще двоим, сама ушла в туалет и пропала. После водки из
граненных стаканчиков она пила красное вино, а потом попросила меня найти
ей пиво, «чтобы залакировать».



А пока сформировалась наша «Мужская Спальня».В ряду с картиной Дейнеки
с тремя голыми мальчиками разместились Леша Дмитриев, Спейдер и Протей.
Одно место осталось свободным. Со стороны где висела картина Дейнеки
с пятью голыми вьюношами спят Бавильский, Панов (Роммер), Шабуров и Бергер.
Когда мы уже легли и переговаривались в темноте после трудного дня трудового,
пришла Диана и улеглась на свободное место рядом со Спайдером.
Начала приставать к нему, впрочем, достаточно травоядно.





Дело в том, что в рабочем порядке решили изменить жанр чтений на что-то другое,
отменив чтение на говорение. Проснулись, позавтракали на морозе
(омлет, творог, каша) и расселись в каминном зале. Модератором первого
заседания стал только что приехавший Андрей Бильджо. Он тут же поставил
проблему о современном искусстве и предложил выступить Игорю Свинаренко,
который от лица украинских шахтеров заклеймил современное искусство,
приведя цитаты своих собутыльников – Эрнста Неизвестного, Андрея Кончаловского,
Юрия Купера и кого-то из таких же сомнительных авторитетов. Мол, всё говно
кроме мочи и contemporary ert состоит сугубо из дерьма, которое нам всем
предлагают хавать сообща. Попивая водочку во время «доклада», объявив главным
наймитом развратников и дегуманистов Олега Кулика.



Народ немотствовал, ибо обсуждение абсурда само по себе абсурдно. Свинаренко, конечно же, перебивали и высмеивали. А оппонировать ему поставили Леонида Бажанова, который прочитал объемную лекцию, подняв всю историю мирового искусства для того, чтобы в конечном счёте объяснить разницу терминов и понятий «модерн» и «модернизм», «актуальное» и «радикальное» искусство, контемпорари арт и новое искусство. Авангард и второй авангард. Шабуров все время порывался прервать Бажанова и выступить против.



Впрочем, Шабуров рвался выступить постоянно. Он перебивал всех и даже самого
себя. Бильжо мягко осаживал зарвавшегося резонера, возвращая дискуссию в
институализированное русло «вопрос – ответ», разделяя ответы на вопросы и прения.



Прения предполагалось перенести на заседание «после обеда», хотя после обеда
была уже намечена совершенно иная автономная программа. Особым вниманием
варетьевской общественности пользовались именно процедурные вопросы.
Модератор всех приводил к единому знаменателю. Но стоило услышать реплику
«А я по процедурному вопросу» как модератор (Бильжо или Бажанов после обеда)
прерывал заседание и выслушивал очередное предложение.
Это ведь выглядело очень странно – все эти обсуждения особенностей текущего
культурного процесса обращались не к кому-нибудь, но к референтной группе
рафинированных специально отобранных интеллектуалов, на которых, собственно
говоря, и держатся основания современное московское искусство. Такое ощущение,
что единственным адресатом всевозможных реплик был бывший украинский шахтер
Свинаренко, отбывший после своего выступления обратно в столицу.
Поэтому вскоре реплики и разговоры пошли по кругу. Градус всё время повышался,
вот уже и Бергер обозвал регламент Бажанова фашизмом.



Послеобеденное заседание началось с того, что взволнованный Бергер,
одетый во всё белое пришёл с поросенком Казимиром, которой оказался
самкой Казей и сел между Солдатовой и Авакумовым. Но главное не
это а то, что на камин поставили три больших четырехугольника,
накрытых чёрным шёлком.


Торжественный Бергер сдернул накидку (незадолго до этого мы придумали
что он должен выкинуть её в живое пламя), представив изумлённой
(изощрённой и достаточно циничной) публике три вариации на
темы Казимира Малевича.
Два квадрата, Черный и Красный, а также Белый Крест на Белом Фоне,
выложенные бисером. Проект совместный с Солдатовой, чёткий и точный.
Концепция и идея Бергера, исполнение мастерской Солдатовой, куратор
и артменеджер Гнатюк.



Бисер горел на свету и переливался. В зале тут же возникло некое подобие торга,

так как на заседании случился известный итальянский галерист Альбертно Сандретти,
который захотел приобрести Белый Крест. Бажанов тоже начал намекать, что мечтал
бы иметь в коллекции ГЦСИ работы Солдатовой супрематического периода, де, хорошо
бы найти мецената, способного выкупить шедевр для народа. Но мне, почему-то,
показалось, что слушатели, завороженные мерцанием и переливанием перламутровой чешуи,
его не услышали.

И тогда модератор Бажанов развернул полки своего вопрошания в сторону слушателей праздных. Снова к столику вышел Бильжо и построил свою реплику в виде ряда вопросов. Откуда берутся современные художники и кто главнее, художник или куратор? И главный вопрос – почему современное искусство более не радует? Ну вот почему?
На вопросы эти много кто отвечал, и долго и коротко, концептуальнее всех мне показалась энергия заблуждения, транслируемая бумажным архитектором Юрием Авакумовым, который начал свои рассуждения от эпохи неолита.



Надо сказать, что публика в своем кругу реагировала спонтанно, расплескивая
энергию дружеской вечеринки, смешанной с бензинными парами наукообразной терминологии.
Жаль, что описание вне остроты и резкости реплик выглядит выхолощенным и пресным как
высохший изнутри обглоданный скелет, однако же, не репортаж.


После ужина наиболее стойкие оловянные солдатики остались смотреть видео Синих Носов.



Первоначально показ планировался на внешней эстрадке, но, несмотря на
беспрецедентные меры по согреванию аудитории с помощью согревающих жидкостей
и теплобережливой одежды, все перемерзли, слаб человек и остались у телевизора,
где российская сборная по футболу медленно, но неизбывно проигрывала сборной Израиля.


Дело в том, что последнее заседание веретьевского семинара вел художник
и теоретик современного искусства Саша Шумов, в профиль похожий на Путина,
который начал свое выступление словами о том, что "Современное искусство -
это то, что будет актуально завтра".



После этого на большом экране показали записанные видеобращения участников,
которые не смогли добраться до Веретьево из-за снежных заносов. Николай Молок,
Андрей Ерофеев, Евгений Моргулис, Александр Архангельский. После этого
начались прения.



Шумов неосторожно вспомнил, что видел в Шанхае целый квартал проституток
и все, перебивая друг друга, стали делиться опытом общения с проститутками
в стиле "а вот ещё случай был...". Особенно усердствовали Кабан, Бергер,
Спайдер, Орлуша и, разумеется, Шабуров.





Очередной взрыв общественного интереса вызвал тезис Шумова о том, что изображение

волос на лобке (Саша Шумов любит фотографировать голых и обнажённых людей) есть
проявление отсутствия вкуса. Мнения разделились. Хорошо ли это - волосы на лобке?
Не вкусовщина ли? Поэт Орлуша закончил дискуссия словами о том, что в нашем возрасте
и с нашей внешностью уже нельзя быть особенно привередливым.
Бергер вернул обсуждение в конструктивное русло. Есть ли среди молодежи
новый Пригов? - Вопрошал Борис.

Шумов ответил ему, что Пригов есть в каждом из нас. Просто искусство, к
которому мы привыкли, закончилось, начинает разворачиваться какая-то новая история
и привыкать нужно заново. Тут в семейных трусах вышел из спальни по соседству
заспанный Шабуров и попросил не кричать громко, так как наши разговоры мешают ему
спать. На ленинском лбу Александра сохранились подтеки зубной пасты, которой
неизвестный злоумышленник, в знак протеста, разукрасил бойцов ночного фронта.
Но Шабурову тут же дали микрофон и Саша начал жаловаться на то, что пока он спал
его измазали зубной пастой, и это безобразие современным искусством назвать уже
нельзя. После этого изящного ввода, он перешёл к критике капитализма, где
художники загнаны в гетто и никому не нужны. В России художник всегда больше,
чем художник, сказал Шабуров, почивая на лаврах медийного скандала, связанного
с работой "Синих носов" про целующихся милиционеров, смысл которой объяснил
Саша Шумов: мужчины для мужчин, обслуживающие власть. В конечном итоге, было
решено, что все мы идём к такому вот тоскливому "швейцарскому" гетто
для неудачников.
Тут Спайдер призвал всех прекратить ныть, ибо наше собрание - это собрание
людей успешных и состоявшихся - ровно в той степени, какой каждому нужно.
Что все очень хорошо, всё очень хорошо, а будет ещё лучше.
Затем Орлуша поделился ощущениями от наших трехдневных камланий. Он сравнил
наше собрание с компанией наперсточников, пьющих ночью на вокзале, свой
посошок и обсуждающих как покруче кинуть лохов, но при этом делающие вид,
что они сами верят, что шарик под одним из напёрстков действительно существует.
Панов (Роммер) сравнил наш семинар с о съездом "Единой России", когда всё и
за всех давно решено. А Шумов назвал нашу эпоху "эпохой Собчака", когда в
телевизоре царит его дочь, а страной правит его первый ученик. И все,
разумеется, стали обсуждать недостатки Ксении, но тема титек, в конечном
счёте, оказалась не раскрыта и все перешли к обсуждению категории "скучного",
разговор о которой задал Андрей Бильжо на самом первом заседании,

ну и с понятием "рынок", который, конечно, имеется, но который никак не влияет
на количество и качество артефактов. А Шабуров, рассказав несколько историй из
своего медсудебэкспертизного прошлого, призвал присутствующих не превращать
симпозиум в балаган. И превратил обсуждение проблем современного искусства в
обсуждение взаимоотношения с проститутками. Слава Мизин предложил заменить слово
"искусство", преобладающее в наших разговорах, на слово "проституция", ну и говорить
об "актуальной проституции", "современной проституции", "авангардной проституции"
и даже о "contemporary prostitusion".

На этой высокой ноте пришлось прерваться, ибо Алена Ярмола позвала
всех обедать, а мы с Володей Добровольским пошли гулять, нагуливая аппетит.

После сытной трапезы и итоговых возлияний подали автобус, усталые,
но довольные веретьевские поехали в стольный град, неоднократно по
пути останавливаясь, выпивая и закусывая, бегая за кусты
(в последний раз уже на территории города-героя в районе Тимирязьевской,
где все отметились, вплоть до Дуси Конеген), из-за чего водитель посетовал,
что вот, мол, как дети малые. На что жена Юры Авакумова
пояснила: художники и есть дети. Сучьи - добавил Бавильский,
вспоминая ночь, когда ему не давали спать и обрадовал водителя, мол,
это ещё хорошо, что они песен не пели.